— Ладно!!! — в сердцах махнул отец рукой, сердито взглянув на дочь. — Выведу вас отсюда сухим путем на узкоколейку, что от Поречья до шляха Гродно — Друскеники идет. По ней вы уж сами. Здесь сейчас других дорог нет. Со шляха же съездов на запад к Неману много, разберетесь. — И еще. Мы оставим здесь двух тяжелораненых на два-три дня. Придет Красная Армия и их заберут в госпиталь. Насчет проверок беспокоиться не стоит, раненые — настоящие польские солдаты и документы у них в полном порядке. Так и скажете, что принесли их товарищи, отходящие из под Вильно, — добавил я от себя еще одно требование, избавляясь от обузы. Нельзя сказать, что путь, которым нас вел лесник, был легким. В низинах торфяники размокли, а где повыше, грузовики, бывало, застревали в песке. Однако три десятка бойцов в кузове делают почти любую машину транспортом повышенной проходимости. Главное, чтоб ширина дороги, по которой с вырубок к узкоколейке зимой возили лес, протиснуться позволяла. По рассказу лесника, другие пути, обозначенные на моей карте, тоже зимние и летом не везде проходимы даже пешим, потому ими сейчас и не пользуются. По железнодорожной насыпи же мы пошли гораздо быстрее и вскоре были на шляхе в четырех километрах от Плебанишек. Если по лесу мы двигались, не опасаясь получить бомбу от красных соколов, то теперь ухо приходилось держать востро. Юго-восточнее небо беспрерывно гудело и грохотало, что было закономерно. Тяжелый бронепоезд должен был уже расстрелять свой боекомплект и комдиву Михееву в противостоянии с целой дивизией нужна была поддержка. К счастью, усилия советской авиации концентрировались именно там, выпрыгивать из машин и спасаться от своих в лесу нам не пришлось. Дорога была совсем не пуста. Еще до выхода на нее нам пришлось пропустить спешащий к Друскеникам дивизион легкой артиллерии на конной тяге, а потом навстречу то и дело попадались коляски и даже старинные кареты. Состоятельные жители Гродно, напуганные зарницами и грохотом на востоке, спешили к литовской границе. Попадаясь нам, они съезжали на обочину, пропуская колонну, занимавшую почти всю ширину дороги. У украинцев, глядя на этих путников, чесались руки и только мое присутствие останавливало их от того, чтобы «посчитаться». Видно, Господь заметил их страдания и преподнес нам неожиданный и очень ценный сюрприз. Неистово сигналя, навстречу нам вылетел советский черный «Тур» с целой горой чемоданов, прикрученных прямо к крыше веревками. Он дорогу уступать совсем не собирался, да и мы тоже. Колонна наша встала, упершись почти в бампер лимузина, который не переставал гудеть. Секунд пять прошло и у пассажира на переднем сидении не выдержали нервы, он выскочил наружу и принялся, судя по интонации, ругаться по-польски. — Див¬ться, генерал! — изумился Мишкевич, ехавший, как и я, в первой машине. — Поди к нему, доложи что-нибудь! Скажешь — старший колонны в кузове раненый лежит. Главное, спроси, кто он и куда едет! Мишкевич обернулся быстро. — Генерал бригади Млот-Ф¬алковський, командувач арм¬гю «Нарев». А куди в¬н ¬де, я ¬ так скажу. З ним т¬льки шофер ¬ три баби. В Литву в¬н втекти хоче. — Берем!!! — чуть не завопил я от счастья. Через борт высыпали бойцы и в считанные мгновения командующий Августовской группировкой противника, получив прикладом под дых, был скручен. Добровольцы, действуя по своим представлениям о подобных делах, успели, пока я не вмешался, выволочь из лимузина всех, совсем не церемонясь. Генеральшу с дочерьми, пробовавших упираться, вытащили за волосы, а водилу, бросив на землю, разок-другой отбуцкали сапогами. — Прекратить! Чемоданы — долой! Покидайте их на грузовик, потом разберемся! Баб тоже туда же! Водилу за руль, генерала — на заднее сидение!! Горбатюк, — ткнул я пальцем в одного из посыльных, — со мной в лимузине поедешь, будешь переводить! Передать по колоне — мы теперь батальон охраны командующего армейской группой «Нарев»! — Товариш бр¬г¬нженер, бричка зупинилася! — обратил мое внимание Мишкевич на повозку дальше по дороге с которой хорошо видели происходящий разбой. — Задержать! — скомандовал я, видя, что возница стал разворачивать оглобли. Бойцы побежали вперед, но поняли, что не успевают и опять, по собственной инициативе, открыли огонь. Черт! Хреновый из меня командир, если все делается не так, как я хочу и мне остается лишь разгребать последствия! И вот опять! — Отставить! — вне себя заорал я, видя, что генеральшу с дочерьми растаскивают по одной по разным машинам. — В один грузовик всех! И чтоб без дури!! Бричку в лес! Лошадей разогнать! Если кто выжил, с собой забираем! Впрочем, последний приказ я отдал только для очистки совести. И без того было видно, что и возница, и единственный пассажир закончили здесь свой жизненный путь. Еще бы не так, когда с пятидесяти метров сразу шесть пулеметов лупят! Хорошо хоть, что дальше дорога изгибалась, больше впереди свидетелей не было, а сзади мы были прикрыты грузовиками. Ладно, поедем как ни в чем ни бывало, будут спрашивать — скажем, что бандитов гоняли. Эпизод 20 К Неману у Лукавицы мы вышли через деревню Плебанишки к шести вечера, спустя всего час после захвата генерала. Я уж про себя стал думать, что знай я все заранее, выбрал бы в виде транспорта коней. Ведь на грузовиках мы за сутки прошли по прямой от Узбережи всего тридцать километров. Быстрым пешим ходом это заняло бы столько же времени, а конными мы были бы уже за рекой, не ввязываясь в бои, обойдя лесами все заслоны и препятствия. Да уж, не приперло бы так чекистов с моим «Туром», неизвестно, как бы все повернулось. Сидел бы сейчас у себя в корпусе и в ус не дул. Лимузин-то я, кстати, себе добыл снова, попроще конечно, не вездеход и двигло послабже, восьмицилиндровое. Знать бы еще, на кой ляд он нужен. Спрашивать раньше я остерегся. А ну как Судоплатов решил бы, что лимузин с довеском в виде меня слишком хлопотно? Впрочем, именно так он и решил. Сам виноват. Ему теперь, если опять надумает со мной соединиться, через дорогу снабжения польской пехотной дивизии перейти надо будет. И это меньшее зло, потому что южнее, судя по генеральской карте, польских войск еще больше. Жаль связи с нашими теперь у меня нет, чтобы чекистов предупредить, рации уже не добивают. Подожду их вечер и ночь, пока будем переправляться, а дальше уж сами пусть выкручиваются. Сидеть на месте столько времени я не опасался. Да и переправа, сама по себе дело не быстрое, возможна только ночью. Иначе свои же с воздуха и перетопят, да и чужие заметят. Кроме того, выбрал я этот пункт заранее не просто так. У Немана здесь берега крутые, удобные спуски к воде редки и именно рядом с ними издавна люди и селились, так что переходить реку пришлось бы все равно поблизости от местных жителей. Лукавица же находится на острове, в лесах, отделенная от остального правобережья трясиной, старицей Немана. Дорог всего две отсюда, на юг, на Польницу, да на север, на Перелом, где места еще глуше. И узкий перешеек, и гать легко перекрыть, так что местные настучать на нас смогут, только когда мы уж на западном берегу будем. И то не сразу, пока они еще до Гродно доберутся. Мобильников еще не изобрели, да и обычных телефонов-телеграфов здесь отродясь не видывали. А на другом берегу Немана, имевшего здесь от ста до ста тридцати метров ширины, напротив Лукавицы тоже лес на полуострове, образованном рекой и Августовским каналом, от посторонних глаз нас скроет пока паром взад-вперед гонять будем. А оттуда нам все пути на запад открыты, ищи ветра в поле! Так я думал в начале. Сейчас же, когда, возможно, у нас на хвосте висели преследователи, меня это тоже перестало беспокоить. Задачу, поставленную Судоплатову, я, считай, выполнил. Почти. Осталось только дождаться «ретранслятора» на вечерней заре, чтоб сообщить на большую землю добытые сведения. Могу даже вовсе Неман не переходить, а сидеть здесь до подхода Красной Армии. Выбить меня из этой берлоги — целая дивизия нужна. А уж патронов мне дней на пять хватит. К тому же, руками Млот-Фиалковского и его девочек я сделал все, чтоб этой дивизии у поляков не нашлось. Как только прибыли в Лукавицу, послал бойцов прошерстить конюшни на предмет четвероного транспорта и сбруи. Пригодных лошадей нашлось аж шесть штук, коих мы и реквизировали, застращав крестьян карой за уклонение от конской мобилизации. Это было проще всего. Труднее было с составлением приказов штабу армейской группы «Нарев», засылающих все резервы аж в Острув-Мазовецкий, строить оборону на пустом варшавском направлении. Разведка наша, кстати, обмишулилась. Пехотных дивизий в Августовской группировке оказалось не двенадцать, а четырнадцать, кавбригад не две, а пять. Из них как раз две «потерянные» дивизии и вся конница составляли «пожарную команду». Для составления бумаг у меня было все: генерал собственной персоной и подписанные им ранее документы для сверки автографа, сведения, печать, сургуч, даже бумага и пакеты. Но не было писарей! Из моих бойцов грамотных, то есть тех, что могли читать по-польски, было всего четверо, писать же не умел никто! Вышел я из этого положения, устроив диктант самой генеральше и двум ее дочерям, младшей из которых было лет пятнадцать. Рассадив их подальше, каждую за отдельный стол, предупредил честно, что если в тексте найдутся хоть какие-то отличия, они будут иметь честь стать первыми работницами солдатского борделя Польской Красной Армии. В виде рекламы — для всего батальона первая ночь бесплатно! Проняло. После часового путешествия в кузове грузовика со взводом солдат они все и без того выглядели помятыми так, что генералу я их показывать не стал. Слава Богу, что не по одной ехали и подол им мои бойцы задрать побоялись. Чемоданы, правда, распотрошили, помня мою установку о трофеях. Предварительно попросив почитать и перевести мне три подобных приказа, оказавшихся при бригадном генерале, я проникся высоким штилем и польскими правилами составления документов, после чего стал диктовать. На написание, сличение и проверку ушел всего час, после чего трое смышленых добровольцев поскакали одвуконь в штаб армейской группы в Гродно. Надеялся я вскоре познакомиться с его работниками лично, ибо одно из весьма разумных распоряжений Млот-Фиалковского было о переводе штаба из находящегося под ударом Гродно в деревню Немново на Августовском канале. Точно за тем лесом, напротив которого я собирался форсировать реку. Я туда уж и вторую роту на конфискованных, всех до единой, рыбацких лодках переправил, чтоб теплую встречу организовать. Вот завтра будет картина маслом! Войска или связаны боем, или ушли черт знает куда, а штаб пропал и выруливать просто некому! Закат солнца поставил меня перед фактом, что разведчик-ретранслятор не прилетел. Видно Неман, имевший здесь прямой участок двухкилометровой длины и достаточной ширины, посчитали в высших штабах недостаточной стартовой площадкой для тяжелых гидросамолетов. С другой стороны, преследователи, если они и были, не объявились. И до утра уже вряд ли объявятся. Зато над рекой пролетел английский «Сандерленд», прошел низко и убрался восвояси. И нашлись чекисты, махнувшие не глядя всю свою автомототехнику на семь санитарных двуколок из обоза польской дивизии. Тридцать шесть человек из девяноста, большей частью легкораненые. Японцев — всего двенадцать. Невредимых — трое. Самому капитану Исибасову задницу штыком пропороли вскользь. Судоплатов вообще плох, ему хоть и не досталось в бою, но последствия «солнечного удара», переход и нервная работа его почти доконали, в лежку лежит и даже почти не разговаривает. Мы тоже больше суток без сна, но чекисты, после тридцатикилометрового пешего марша и вовсе вымотаны. — Эк вас жизнь-то приложила, — с искренним сочувствием встретил я временно принявшего командование Панкратова. — Да, не повезло, — вздохнул Слава. — Если б не японцы, вообще бы нам хана. Дрались и резались как черти за десятерых. Что ты хочешь, лучшие бойцы всей японской армии. Из наших только мои спецы им под стать, а остальных многовато покрошило. И машины пришлось назад отправить с тяжелыми, чтоб шлях перейти. Уж потом санитарный обоз захватили. — Раз везение, два везение, помилуйте, надобно и умение, — наставительно поднял я палец вверх. — Так сам генералиссимус Суворов говорил! А умение в том и заключается, что даже если твой план плох, то лучше все же следовать ему, а не метаться из стороны в сторону. Будет вам наука впредь. Везет, как мне, тем, кто упорно цели поставленной добивается, а не ищет наобум, где прошмыгнуть. Машина моя цела? — Ну, есть пара дыр… — смутился старлей. — С амбарные ворота размером, поди? Одна во всю правую сторону, другая во всю левую? — Да ладно, выдадут тебе новую машину по должности! — разозлился Панкратов. — Да, какой-нибудь «ГАЗик». Этот «Тур», между прочим, мой, личный, честно заработанный! И вы у меня теперь в долгу, выраженном в конкретном рублевом эквиваленте! Потому, как похерили мой лимузин не ради дела, а из амбиций и глупости собственной! — Знал бы, что ты так вцепишься из-за своей колымаги, другой дорогой пошел бы! — еще пуще стал ругаться старлей. — Ну и катись колбасой! Никто не держит! — подлил я масла в огонь. — Ты, верно, забыл, какой у нас приказ и полномочия? Ты обязан нам всяческое содействие оказывать! — совсем разъярился Панкратов. — Э, нет, брат, статус-кво изменился. Полномочия ваши актуальность потеряли, потому, как приказ ваш я уже выполнил! Так что — свободен! — самодовольно заявил я чекисту, с удовольствием заметив, как тот изумился. — Да ну?!! — Вот тебе и ну! Так что это ты мне должен сейчас всяческое содействие, выражающееся конкретно в вашей коротковолновой радиостанции для доклада в центр, оказать! — Что, и Рыдз-Смиглы у тебя здесь? — пропустив мимо ушей мои слова, спросил Слава. — Маршал Польши не здесь, но там, где мы знаем и, заметь, по сю сторону линии Керзона. Осталось только доложить, да десантный корпус ему на голову сбросить! — Точно знаешь? Откуда сведения?! — Разведчики к утру вернутся — буду знать точнее некуда! А сведения откуда — так я тебе и рассказал! — Погоди, так у тебя ничего нет! Даже точных разведданных! К тому же, правительство Польши приказано захватить и заставить подписать капитуляцию! — Ага, вот десантники и захватят и заставят. — А если мимо?! Если твой источник, какой бы он ни был, ошибается? Колись давай, откуда у тебя сведения! Давай уж вместе работать, чтоб под самый конец еще дров не наломать! А то меряемся здесь, у кого… полномочий и прав больше! — За свой источник я спокоен как никогда, потому, что ключевые сведения я уже подтвердил. А работать мы вместе будем только на моих условиях и никак иначе. Ведь был уже грех, когда вы вдруг самодеятельностью решили заняться? Как вам доверять и рассчитывать на вас? Или вы идете под мое начало и до конца операции без малейшего писка выполняете все мои приказы, или идете лесом, такое у меня к тебе слово. — Сперва скажи что знаешь и откуда. Может ты меня на пушку берешь? — Хорошо, скажу, — легко, на этот раз согласился я, но тут же выставил условие. — После того, как ты скажешь, что вам известно! Новости из центра есть? — Да какие новости, — махнул рукой Слава. — Дальняя авиаразведка ничего не нашла пока. Но линии НКИД пришло сообщение, что в Финляндию действительно прибыли английские гидросамолеты. Они даже не скрывались, прямо на виду у всех в Хельсинкской бухте базу себе устроили. — И все? — Все! — поджал губы чекист. — Ну, тогда слушай меня и кусай локти, что со мной не пошел. Полдня назад мы захватили генерала бригады Млот-Фиалковского, командующего Августовской группировкой, — тут Слава аж присвистнул от услышанного, — который рванул в Друскеники со всей родней как только узнал, что Рыдз-Смиглы с приспешниками, в свою очередь, переправили свои семьи через литовскую границу у Кадыша. — А сами? — насторожился Слава. — А сами со времени отъезда из Варшавы и по сю пору отдали Млот-Фиалковскому всего два приказа. Первый — стоять насмерть! А вот второй… Второй — перебросить с аэродрома Каролино весь авиабензин и пожарные помпы в лес восточнее Немново. Это на том берегу ниже по течению. Бензина — полсотни тонн. Так как обозы, особенно все механическое, наши самолеты бомбят и расстреливают, возили крестьяне местные по одной бочке, накидав сверху сена. Их наши летчики не трогали. И вот последнюю ходку они сделали сегодня! Склад мы уж потихоньку разведали без лишнего шума. Охрана — полицейские. И сегодня же вечером над нами англичанин пролетел! Смекаешь? — Получается, завтра уже они рвануть хотят и взлетать будут отсюда? — расцвел Слава. — Не думаю. Скорее всего, англичане прилетят под вечер. Ведь им еще время на погрузку и заправку надо. А вылетят с утра послезавтра. — Ты ж говорил, что семьи свои паны через границу уже переправили? Чего им грузить? — Видно осталось что-то, что в Литву с бабами не отправишь. Да и сюда «Сандерленды» не пустые прилетят, а забитые по завязку, иначе бензин местный им не нужен, я полагаю. Разведчик-то покрутился и без посадки улетел, значит, есть топливо, чтоб вернуться. А если что тяжелое везти, то как раз за счет горючки. Вот я и думаю, что за подарки принесет нам этот Йоулупукки…Как бы не десант, но вряд ли… — Кто? — не понял Слава. — Так финны деда Мороза кличут. Ведь из Хельсинки летят, верно? — Какой дед Мороз, лето на дворе! А подарки нам ни к чему! Брать Рыдз-Смиглы надо сейчас и без проволочек! Наши того и гляди линию Керзона перейдут! Возьмем поляков, объявим, англичане из Финляндии и не дернуться! — Но ведь интересно же, что британцы такое перебрасывают сюда, где со дня на день будет Красная Армия? Считай, на нашу территорию? Стоит доложить об этом командованию? На мой взгляд, игра стоит свеч и один день подождать можно. — Доложить, может быть, и стоило бы, только радиостанции-то у нас нет, — смущенно признался Панкратов. — Разбита в бою. Последний сеанс как раз на закате перед Глушнево был. — Знаешь, Слава, я все могу понять. Не повезло, сглупили, влипли. Но рацию пролюбить — это выше моего восприятия!!! На кой черт вы вообще нужны?!! — Ну, правительство Польши захватывать, спецы все-таки… — попытался чекист показать хоть какую-то свою ценность. — Да не будет их никто захватывать, — вздохнул я устало. — На рассвете штаб Августовской группировки прямо в нашу засаду у Немново придет. А потом две роты направлю в Святск, где во дворце Воловичей Рыдз-Смиглы с приспешниками отдыхает. С приказом генерала бригады Млот-Фиалковского взять правительство под охрану в связи с бандой, разгромившей штаб армии. Уверен, струхнут и отказываться не станут. Наши там осмотрятся, займут ключевые точки, да и арестуют всех без лишней суеты, беготни, шума и крови. Вот так. Ну, что, идете под мою команду? Или мне вас приказать под замок посадить, чтоб под ногами не мешались и игру мне не испортили?