Итак, это меня беспокоило, хотя кое-что другое беспокоило еще сильнее, а именно то представление, которое устраивал Вулф, — самое фантастическое на моей памяти. Слишком много моментов, если не все, мы вообще не могли контролировать. Например, когда в понедельник вечером я позвонил Хьюитту из телефонной будки узнать, как продвигаются дела, он ответил, что отлично. Он нашел актера в одном агентстве и еще одного — в другом, и оба они приедут к нему во вторник вечером. И я спросил Хьюитта, проверил ли он, есть ли права у актера, который будет играть меня. Хьюитт ответил, что забыл спросить, хотя сейчас буквально все умеют водить машину! Но умение водить машину имело решающее значение, и Хьюитт это знал. Он ответил, что немедленно позвонит актеру и выяснит. Что касается остального, тут все было в ажуре. Хьюитт, согласно договоренности, позвонил нам во вторник днем. Он сказал Вулфу, что, к величайшему сожалению, смог организовать доставку не двадцати экземпляров Phalaenopsis Aphrodite, а только двенадцати, и не смог достать ни одного экземпляра Oncidium flexuosum. Но обещал сделать все возможное, чтобы получить его в среду, к двум часам дня. Итак, Хьюитт все выполнил безупречно. Он снова позвонил во вторник вечером и доложил о закупках и приготовлениях, сделанных перед обедом общества «Десять аристологов». Впрочем, в любом случае здесь все было ясно. С Фредом Даркином и Орри Кэтером тоже все прошло гладко, поскольку за них отвечал Сол Пензер, и в случае каких-либо затруднений Сол дал бы нам знать. Как именно — это его дело. Мы с Вулфом обсуждали проблему весь понедельник и даже полдня вторника. Нет, мы отнюдь не дискутировали, а просто решали, как поступить. Например, стоит ли мне позвонить Рэггу, главе нью-йоркского отделения ФБР, и при личной встрече сообщить, что у Вулфа достаточно данных об убийстве Элтхауза, чтобы испортить федералам жизнь, однако я хочу выйти из игры, а потому предлагаю ему все имеющуюся информацию за десять тысяч, или за двадцать, или за пятьдесят? Вся штука в том, что мы его не знали. Мы почти не сомневались, что он схватит наживку, но что, если, наоборот, он почует неладное. В результате во вторник утром мы отказались от этой идеи. Слишком рискованно, а время поджимало. В среду, в девять утра, услышав, как Вулф поднимается на лифте в оранжерею, я ушел со второй чашкой кофе в кабинет подумать над тем, что грызло меня изнутри начиная с утра понедельника. Времени для этого было более чем достаточно, так как мне оставалось лишь принять груз орхидей в два часа дня. Все, что нужно, насколько я знал, уже было сделано, хотя знал я далеко не все. Допив кофе в девять двадцать и прикинув, что Сара Дакос, скорее всего, приходит на работу не раньше половины десятого или даже десяти, я подошел к шкафу, отпер ящик с набором ключей и выбрал подходящий. Это было несложно, поскольку я уже знал, что в квартире Сары замок фирмы «Берматт». Из другого ящика я извлек пару резиновых перчаток. Набрав в тридцать пять минут десятого номер миссис Брунер, я услышал: — Доброе утро. Офис миссис Брунер. — Доброе утро. Мисс Дакос? — Да. — Это Арчи Гудвин. Возможно, мне придется сегодня встретиться с миссис Брунер. Я хочу узнать, сможет ли она меня принять. Сара Дакос ответила, что все зависит от времени, хотя миссис Брунер должна быть на месте с половины четвертого до половины шестого. Я обещал перезвонить. Итак, мисс Дакос была на работе. Конечно, в квартиру могла прийти уборщица, но риск — благородное дело. Объяснив Фрицу, что мне нужно сделать пару звонков из телефонной будки, я надел пальто и отправился на Девятую авеню ловить такси. Входную дверь дома номер 63 по Арбор-стрит я открыл ключами миссис Элтхауз, поэтому все было вполне законно, пока я не оказался перед дверью квартиры мисс Сары Дакос с набором отмычек в руках. Дважды постучав и дважды позвонив в дверь и не получив ответа, я попробовал отмычки. Четвертая подошла идеально. Я надел перчатки, повернул ручку, открыл дверь, переступил через порог квартиры и закрыл за собой дверь, нарушив таким образом закон штата Нью-Йорк. Квартира оказалась точно такой же планировки, как и квартира этажом выше, хотя обставлена была несколько по-другому. Вместо большого ковра маленькие коврики, диван размером поменьше с кучей подушек, никакого письменного стола с пишущей машинкой, совсем мало кресел, на четверть меньше книг, пять небольших картин на стене, которые смелый любовник наверняка считал старомодными. Шторы были задернуты, поэтому я включил свет и, бросив на диван пальто со шляпой, открыл дверь шкафа. Решающую роль играли два фактора: в любую минуту могла появиться уборщица, и я понятия не имел, что найду, если вообще найду. И все же в квартире могло обнаружиться нечто такое, что — вне зависимости от того, как будут развиваться события вечера четверга, — позволит мне рассчитаться с Кремером за пакет молока. Решив ограничиться беглым осмотром, я потратил на гостиную с двумя шкафами всего десять минут, после чего отправился в спальню. Я едва не проворонил самое главное. Шкаф в спальне был забит под завязку: одежда на вешалках, стойки для обуви, чемоданы, картонки и шляпные коробки на двух верхних полках. В сумке и двух чемоданах лежала летняя одежда; в шляпных коробках я рыться не стал. Если честно, я не пожалел бы пяти долларов, чтобы узнать, приходит ли по средам уборщица. Однако десять минут спустя, просматривая одну за другой гору фотографий, я вдруг понял, что глупо тратить время на фотографии, которые явно не скажут мне ничего нового, и игнорировать шляпные коробки. Итак, я встал на стул и спустил коробки вниз. Коробок было три. В первой лежали так называемые шляпы и два бикини. Во второй — большая шляпа с широкими полями. Я вынул шляпу. И увидел на дне коробки револьвер. Секунд пять я с глупым видом таращил на него глаза, после чего вытащил из коробки и осмотрел. «Смит-вессон» 38-го калибра с пятью патронами и одной стреляной гильзой. Я застыл с револьвером в руках. Сто к одному, что это было то самое огнестрельное оружие, на которое у Элтхауза имелось разрешение. Именно из этого револьвера была выпущена пуля, прошившая Элтхауза, а на спусковой крючок нажала именно Сара Дакос. И к черту этот один шанс! Вопрос заключался в том, что делать с револьвером. Если я заберу оружие, его нельзя будет использовать как улику на судебном процессе по обвинению в убийстве, поскольку я незаконно ее раздобыл. Если, оставив револьвер на месте, я позвоню из телефонной будки Кремеру и посоветую ему получить ордер на обыск квартиры Сары Дакос, копы, конечно, найдут револьвер, но федералы узнают об этом в течение тридцати шести часов, и тогда пиши пропало грандиозному шоу, намеченному на вечер четверга. А если я оставлю револьвер в коробке и не позвоню Кремеру, Сара Дакос вполне может решить, что сегодня самое подходящее время, чтобы швырнуть улику в реку. Поскольку другого выхода не имелось, единственным верным решением было перепрятать револьвер. Итак, положив шляпу обратно в коробку, вернув коробки на полку, передвинув кресло на его законное место, я огляделся по сторонам. Не обнаружив в спальне ничего подходящего, я перешел в гостиную. Сейчас как никогда было важно, чтобы мне не помешала уборщица или кто-либо другой. Изучив диван, я обнаружил под подушками пружинный блок с фанерным днищем. Отлично. Если Сара Дакос полезет в шляпную коробку и не обнаружит там револьвера, то в жизни не догадается, что револьвер спрятан в другом месте квартиры, и не станет искать. Я положил его на фанеру под пружинами, проверил, все ли в порядке, взял пальто со шляпой и выскочил на улицу в такой спешке, что едва не забыл снять резиновые перчатки. В такси по дороге домой я попытался найти ответ на другой вопрос: говорить или не говорить Вулфу? Может, лучше дождаться вечера четверга? Ответ был совсем простой, но мы привыкли использовать свои умственные способности для поиска хитроумных причин уходить от простых вопросов. Когда такси остановилось перед старым особняком из бурого песчаника, мое вдохновение вконец иссякло, и я оказался перед фактом, что с годами умственные способности не становятся лучше. Часы показывали десять минут двенадцатого, а значит, Вулф, по идее, уже спустился из оранжереи, однако в кабинете его не оказалось. Услышав доносившееся из кухни бормотание радио, я пошел туда. Вулф стоял возле большого стола, хмуро глядя на Фрица, обнюхивавшего кусок копченой осетрины. Они не слышали, как я вошел, но, увидев меня, Фриц выпрямился, а Вулф обернулся и требовательно спросил: — Где ты был? Я ответил, что должен кое о чем рассказать. Вулф, велев Фрицу приготовить отбивные не позднее чем в четверть третьего, направился в кабинет, я пошел следом. В кабинете я включил радио и, придвинув поближе желтое кресло, увидел на письменном столе Вулфа три отвертки: одну из моего ящика и две из кухни. Значит, Вулф сам приготовил инструменты. Устроившись в кресле, я высказал удивление, что он не устроил себе ранний ланч. В ответ Вулф заявил, что если человек приглашает гостей, то должен сесть за стол вместе с ними. — Тогда у нас хватит времени обсудить короткий отчет, — сказал я. — Конечно, у вас сейчас дел выше крыши и вам сейчас не до меня. Однако хотелось бы донести до вашего сведения, что я нашел подтверждение предпочтительной для нас версии. Я отправился на прогулку и случайно проходил мимо дома номер шестьдесят три по Арбор-стрит. У меня в кармане случайно оказался ключ, подходивший к двери квартиры Сары Дакос, поэтому я вошел внутрь, огляделся и в шляпной коробке в шкафу нашел «смит-вессон» тридцать восьмого калибра. Со стреляной гильзой. Как вам известно, Кремер сообщил мне, что у Элтхауза имелось разрешение на «смит-вессон» тридцать восьмого калибра, однако револьвера в его квартире обнаружено не было, хотя в ящике лежала коробка с патронами. Итак, Сара Дакос… — Ну и что ты сделал с револьвером? — Переложил. Он выглядел неуместно в шляпной коробке, и я запихнул его под пружинный блок дивана. Вулф сделал глубокий вдох и, на секунду задержав дыхание, выдохнул: — Значит, это она его застрелила. — Все верно. Как я и говорил, когда вы меня перебили. — Она сможет найти револьвер? — Нет. Даже если она и станет его искать, то туда точно не заглянет. Кстати, о моем знании красивых молодых женщин. Она может дать деру. В таком случае у меня проблема. Если она сбежит, а я расскажу Кремеру о револьвере, мне конец. А если не расскажу, не смогу спать спокойно. Вулф зажмурился, но через две секунды открыл глаза: — Ты должен был предупредить меня, что уходишь. — Вовсе нет. Это мое личное дело, где одним из факторов был пакет молока. Но я в любом случае окажусь в полном дерьме, если завтра вечером весь пар уйдет в свисток. Если, если, если… А прямо сейчас я хотел бы позвонить из телефонной будки Хьюитту и спросить, упакованы ли орхидеи. Так мне позвонить? — Нет. Он занят. Надеюсь, револьвер можно идентифицировать? — Конечно. Ученые в наше время способны это сделать, даже если номер спилен. А у Кремера есть номер револьвера Элтхауза, на который у того было разрешение. — Тогда проблем не будет. Я должен проверить, что там с осетриной. — Вулф встал с кресла и направился к двери, но внезапно остановился и, повернувшись, добавил: — Приемлемо. — И на этом ушел. Озадаченно качая головой, я поставил на место желтое кресло. Господи помилуй, «проблем не будет»! Я подумал, что будь у меня такое же чудовищное самомнение, то я уже был бы директором ФБР, однако потом сообразил, что не совсем точно формулирую вопрос. Я положил ключи и перчатки обратно в шкаф и, вспомнив о позднем ланче, отправился на кухню налить себе стакан молока, а заодно послушать обсуждение осетрины. Поскольку мне предстояло убить пару часов, а возможно, и больше, то я, выпив молока, решил совершить обход первых двух этажей, после чего поднялся к себе проверить, готова ли моя кровать для приема гостей. Я запретил Фрицу что-либо трогать в моей комнате. Комната моя, значит я за нее и отвечал. Все было в полном порядке, разве что две подушки, которые я утром достал из шкафа, оказались разного размера, но тут уж ничего не поделаешь. Затем я прошел в расположенную над спальней Вулфа Южную комнату, где две односпальные кровати предназначались для остальных гостей. Проверять эту комнату было совершенно необязательно, так как Фриц никогда не ошибался, но мне хотелось как-то убить время. Кое-как я его убил. Я не ждал их раньше двух часов дня, хотя мог бы быть наготове, раз уж дело было поручено Солу. Вулф находился на кухне, а я в примыкающей к кабинету гостиной проверял, положены ли на диван одеяла, когда в дверь позвонили, и я посмотрел на часы. Без двадцати два, значит это наверняка не грузчики. Однако я ошибся. На крыльце стоял какой-то амбал в кожаной куртке. Когда я открыл дверь, он раскатисто гаркнул: — Ниро Вулф? Ваши орхидеи! Я вышел наружу. У дома был припаркован большой зеленый фургон с красными буквами на борту: «ТРАНСПОРТНАЯ КОРПОРАЦИЯ СЕВЕРНОГО ПОБЕРЕЖЬЯ». Еще один амбал уже открывал заднюю дверь. Тогда я заорал во всю глотку, что для орхидей сегодня чертовски холодно, и я, пожалуй, спущусь помочь. К тому времени, как я надел пальто, они уже начали вытаскивать ящик. Мне были известны его точные размеры: три фута шириной, пять футов длиной и два фута высотой, поскольку именно я всегда отвечал за упаковку орхидей для отправки дилерам или на выставки. На стенке ящика было написано: ХРУПКОЕ. НЕ КАНТОВАТЬ ТРОПИЧЕСКИЕ РАСТЕНИЯ ДЕРЖАТЬ ПО ВОЗМОЖНОСТИ В ТЕПЛЕ Я спустился на тротуар, но грузчики, взявшись за ручки на торцах, спокойно подняли ящик по ступенькам. В помощи они явно не нуждались. Вулф уже успел открыть дверь, и они вошли в дом. Мне оставалось только сторожить фургон, что я и сделал. В фургоне было еще пять ящиков, точно таких же. Один из ящиков должен был быть жутко тяжелым, даже для таких бугаев, хотя я не знал, какой именно. Оказалось, предпоследний. Когда грузчики поставили ящик на пол, один из них сказал: — Господи, там, наверное, свинцовые горшки! На что другой ответил: — Не-а. Золотые. Интересно, стояли ли федералы достаточно близко, чтобы это услышать? Грузчики подняли ящик на крыльцо, ни разу не споткнувшись, хотя его вес приближался к тремстам фунтам, по крайней мере, я на это надеялся. Когда они занесли в дом последний ящик, я вошел за ними. Вулф подписал счет, я дал каждому по два бакса и, дождавшись, когда они вернутся к фургону, запер входную дверь на засов. Ящики выстроились вдоль стены прихожей, радио в кабинете было включено на полную громкость, и Вулф уже выкручивал отверткой шурупы с крышки третьего с конца ящика. Когда я поинтересовался, уверен ли он, Вулф ответил «да», так как на крышке нарисован мелом крестик, и я взял вторую отвертку. Крышка была закреплена восемью шурупами, с которыми мы управились за пару минут. Наконец я снял крышку. В ящике лежал, скрючившись, Сол Пензер собственной персоной. Я принялся ставить ящик на попа, однако Сол, отличавшийся миниатюрной комплекцией, несмотря на большой нос и лопоухие уши, перекатился на пол и, встав на колени, вскочил на ноги. — Добрый день, — поздоровался Вулф. — Я бы так не сказал. — Сол потянулся. — Я могу говорить? — Да. Не обращай внимания на радио. Сол в очередной раз потянулся: — Ничего себе поездочка! Надеюсь, они там все живы. — Мне необходимо убедиться, — заявил Вулф, — что я правильно произношу их имена. Мистер Хьюитт продиктовал их Арчи по телефону. — Эшли Джарвис. Это вы. Дейл Кирби — Арчи. Пожалуй, пора их выпускать. Впервые в жизни я стал свидетелем того, как представляют гостей, упакованных в ящики. — Буквально через секунду, — сказал Вулф. — Вы им дали подробные разъяснения? — Да, сэр. Они не должны говорить, ни слова. Разве что вы их об этом попросите. Или Арчи. Они не знают, что дом нашпигован «жучками», кто это сделал и почему, но поверили обещанию Хьюитта, что опасность им не грозит. Он заплатил каждому из них по пятьсот долларов, а вы должны заплатить им оставшиеся пятьсот. Он также вручил им подписанное вами заявление. Полагаю, этого будет довольно. — Сол слегка понизил голос. — Кирби лучше, чем Джарвис, но, думаю, тоже сойдет. — А им известно, что они должны оставаться в комнате и держаться подальше от окна? — Да. За исключением тех случаев, когда они будут, так сказать, репетировать. — У них есть подходящая одежда для вечера четверга? — В этом ящике. — Сол ткнул пальцем в один из ящиков. — Наши вещи тоже здесь, включая стволы. Джарвис, естественно, наденет ваше пальто, а Кирби — пальто Арчи. — Очень хорошо, — поморщился Вулф. — Но сперва Фред и Орри. — Ящики помечены. — Взяв у Вулфа отвертку, Сол подошел к ящику с нарисованным мелом кружком, потом повернулся ко мне. — На ящике Орри нарисован треугольник. — Он начал вывинчивать шурупы.