— Э-э-э… Молодой человек с подозрением уставился на нее. — Ну, настоящий друг, тот, кто смотрит на жизнь так же, как я, и понимает, что в жизни всегда есть место надежде! — Ну, я… в общем-то, такой… — Ты подарил мне надежду, — просияла Бидди. Льюис улыбнулся в ответ. В этот миг его осветило восходящее солнце. Бидди он показался похожим на ангела, спустившегося на землю. Солнечные лучи сияли на его песочного цвета волосах и белых зубах. Глаза парня сверкали. — Мне очень стыдно, что я ударила тебя топорищем. — Брось. Иногда от москитов больше вреда. — А бедный бычок? — Мне показалось, что аппетит ты ему не испортила, — подмигнув ей, сказал Льюис. Молодой человек порылся в своей холщовой сумке и извлек оттуда потрепанную книгу в картонном переплете. — У тебя есть чем писать? Вернувшись в хижину, Бидди вытащила из своей маленькой дорожной сумки огрызок карандаша. Вернувшись обратно, она разглядела, что книга была сборником стихов мистера Патерсона[18]. Льюис намеревался оторвать задний форзац. — Только не проговорись учителям в вечерней школе, — улыбнувшись, предупредил он девушку. — Стой! — воскликнула Бидди. — Не порть книгу. Я сейчас найду, на чем можно написать. И она устремилась обратно в хижину. Бидди принялась оглядываться по сторонам, выискивая среди пыльного мусора клочок бумаги, который еще не успела скормить огню. В углу комнаты она заметила скомканный, порыжевший, грязный лист писчей бумаги. Подняв и разгладив его, девушка увидела, что одна сторона его исписана, а вот на другой еще можно что-то нацарапать. Она вернулась к костру. Льюис написал на бумаге, как добраться до места, где так сильно нуждались в кухарке, а еще имя человека, к которому Бидди следует обратиться. Затем он замер и спросил у девушки: — Ты ведь умеешь читать? Бидди кивнула, и он написал на бумажке что-то еще. Она как завороженная любовалась его красивым профилем, освещенным лучами восходящего солнца. Только под конец она взглянула на то, что он пишет, и ее сердце упало. — Смело ступай туда, — сказал Льюис, с гордым видом протягивая ей бумажку. Надежда покинула Бидди, но она не стала говорить ему об этом. — Ты настоящий друг, — заверила она парня. Девушка заметила, что он покраснел. — Мне пора, — сказал Льюис. Бидди улыбнулась, кивнула и опустила взгляд на слова, выведенные карандашом на бумаге. Приподняв голову, она неожиданно ощутила, как ее касаются его губы. В утренней прохладе они показались девушке теплыми и мягкими. Льюис поцеловал ее, а потом они смотрели друг другу в глаза, изумленные случившимся… На самом деле ничего подобного не произошло, просто воображение, подстегнутое желанием, сыграло с Бидди злую шутку. Она покраснела, опасаясь, что Льюис прочел ее мысли. — Увидимся там, — произнес он, несколько удивленный странным выражением, застывшим на лице у Бидди. Она коснулась пальцами губ, словно до сих пор ощущала на них его прикосновение. Впервые парень — наяву или всего лишь в ее воображении — позволил себе такое по отношению к ней. Как бы там ни было, ничего предосудительного или скандального она в этом не заметила. — Увидимся там, — прошептала Бидди. Льюис распутал привязь и повел бычка к хозяину. Когда парень исчез из виду, Бидди еще раз взглянула на слова, выведенные на бумаге: Особняк Саммерсби. Спросить миссис Маршал, экономку. Она бросила записку в потухшие угли костра. Лист приземлился другой стороной, и на секунду взгляд девушки замер на выцветших словах, написанных корявым почерком. Как выяснилось, написано было куда больше, чем ей сперва показалось. Внезапно почувствовав сильнейшее любопытство, Бидди схватила с углей бумагу, от которой уже поднимался дым. Девушка прижала лист к влажной земле, чтобы он, чего доброго, не загорелся, а затем подняла его и принялась читать: Дорогая Маргарет! Жили-были две сестры-близняшки — ты да я. А еще в Саммерсби жил наш отец Генри Грегори, который нас любил. Мы с тобой были похожи во всем, отдавали предпочтение одинаковой одежде и прическам… Мы были похожи во всем, за исключением одного: в младенчестве с тобой случился несчастный случай. Говорят, тебя уронили. Последствия сказались на твоей памяти. Ты вспоминаешь то, что с тобой произошло, но редко именно тогда, когда тебе этого хочется. Вследствие этого происшествия я начала вести для тебя эти записки и складывать их в Памятную шкатулку. Как все близнецы, в детстве мы получали огромное удовольствие, выдавая себя друг за друга. Вот только разыгрывали мы эту маленькую пьесу немного необычно. Лишь одна из нас занимала место другой. Я, сестра, чей разум здрав, говорила всем в Саммерсби, что я — это ты. Ты, чей разум некрепок, можно сказать, болен, называлась настоящим именем. В результате обитатели Саммерсби имели дело с двумя девочками, сводящими их с ума. Правда, притворялась только я. Слуг легко было одурачить, за исключением одного. На конюшне работал злобный, гнусный по своей натуре юнец, который умел нас различать. Лично меня его способности одновременно интриговали и пугали. В любом случае он ни разу не выдал нас, потому что влюбился в меня. Когда мы подросли и достигли совершеннолетия, наш отец заболел. Его недуг был затяжным. У отца было достаточно времени, чтобы решить, как наилучшим образом обустроить наше будущее. Он больше любил тебя, вследствие имевшихся у тебя проблем с памятью. Возможно, со стороны может показаться несправедливым, что отец отдавал предпочтение одной из нас, но дело в том, что он не сомневался: я, в отличие от тебя, не пропаду. Я умная и эффектная. А еще хитрая и расчетливая. Ты, напротив, не способна позаботиться о самой себе, следовательно, всегда будешь зависеть от милости таких же бессовестных особ, как я. Поэтому наш отец составил завещание, согласно которому бо`льшая часть его состояния, а также особняк Саммерсби должны отойти мне, той дочери, за будущее которой он не опасался. Но и о тебе не забыли. Желая оградить тебя от неприятностей, отец поручил заботу о твоем будущем лечебнице для душевнобольных в Готорне. Тебе было запрещено покидать ее, а также жить в Саммерсби. Папа надеялся, что этих мер будет достаточно для того, чтобы защитить твои интересы. Твоя любящая сестра Матильда. Бидди заинтересовало то, что она прочла. Даты нигде не было, но по всему выходило, что это написали очень давно. Как бы там ни было, но люди и события предстали перед ней, словно все происходило прямо сейчас. Слова сами по себе казались зловещими, словно предназначались для того, чтобы прокрасться в сердце читающего и убедить его в чем-то отвратительном. В письме говорилось об отчаянии, о скорбной душе и о негодяях, которые не знают никаких ограничений. Кое-что из прочитанного показалось Бидди смутно знакомым, словно сказка, услышанная однажды, а потом благополучно забытая. Только когда девушка вновь села, до ее сознания дошло, что Льюис оставил щенка. Растерянность, возникшая при виде маленького животного, спящего возле ствола, на котором недавно сидел его хозяин, заставила Бидди разжать пальцы, и ветер, вырвав листок из ее руки, послал его прямиком на тлеющие угли. Девушка не успела его спасти — бумага вспыхнула и загорелась. Щенок, проснувшись, понял, что его бросили. Он заковылял к Бидди и слегка лизнул ей руку. Бидди отдавала себе отчет в том, что, когда пропажа будет обнаружена, обитательницы Саммерсби неизбежно придут в смятение. Не то чтобы она боялась навлечь на себя подозрение — для этого Бидди была слишком хитра. Впрочем, то, что она делала, вызывало у нее чувство стыда. Она опустилась до воровства. Ограничиваясь кражей овощей на огороде и яиц в курятнике, девушка, впрочем, не сомневалась в том, что исчезновение еды не может не воспламенить воображение всякого, кто его заметит. Бидди предполагала, что люди рассуждают следующим образом: животные тут ни при чем. Лисы время от времени лакомятся яйцами, но только не тогда, когда можно закусить цыпленком. Поскольку все куры остались целы и невредимы, бродячих собак и котов винить тоже не в чем, а вместе с ними — и синеязыких сцинков, ведь эти жадные ящерицы поедают свою добычу на месте преступления, оставляя скорлупу. Бидди боялась, что обитательницы Саммерсби очень быстро поймут: виновато не животное, а человек. А еще она опасалась, что живущая в Саммерсби девушка (которая, судя по всему, была ее ровесницей) уж слишком сильно интересуется ее злодеяниями. Мисс Гарфилд была гувернанткой этой девушки. Однажды, когда она и ее подопечная сидели на покрывале, разостланном в тени разлогой белой акации, Бидди заметила, как девушка сначала округлила глаза, а потом часто заморгала, глядя в сторону огорода. Бидди постаралась спрятаться, заподозрив, что ее заметили. Но никто не закричал и не бросился за ней вдогонку. Все же на душе у Бидди было неспокойно. Она надеялась, что незнакомка не смогла хорошо разглядеть ее с такого расстояния. Должно быть, со стороны она представляла собой довольно жалкое зрелище. Впрочем, если не брать во внимание плачевное состояние ее одежды, внешне она очень походила на эту девчонку. Если незнакомка все же увидела ее (а Бидди не была в этом уверена), оставалось молиться, чтобы та смогла разглядеть только то, что они примерно одного возраста и комплекции. Бидди распустила свои темные волосы, и они спадали вниз точно так же, как у незнакомки. И слава богу! А еще Бидди опасалась, что, если девушка все же ее видела, она теперь будет постоянно об этом думать. На ее месте Бидди размышляла бы об этом день и ночь. Если девушка смышленая, она наверняка поймет, что Бидди знает распорядок дня в их доме и действует тогда, когда легче всего подобраться к особняку незамеченной. Как бы там ни было, в дневное время всегда оставался риск быть пойманной. Из этого вытекал резонный вопрос: почему не действовать ночью, когда все спят и ее никто не увидит? Если девушка сообразительная, она может догадаться, что Бидди боится темноты. Саммерсби стоит далеко от других домов. Решившись на ночную вылазку, Бидди пришлось бы в темноте совершить длительную пешую прогулку через буш. Если у этой девушки есть мозги, она может догадаться, что в следующий раз Бидди не придет в Саммерсби в то же самое время, когда ее заметили. Девушка может догадаться, что Бидди выберет другое время, но обязательно явится еще засветло. Лето было в разгаре. Дни были длинными — солнце поднималось над горизонтом в пять часов утра и опускалось поздно вечером. Если красть еду на рассвете, добираться до Саммерсби придется еще затемно. А вот если Бидди явится туда на закате, вернее, незадолго до заката, она успеет вернуться в лачугу, когда путь будет освещен лучами заходящего солнца. Бидди опасалась, что девушка достаточно умна и обо всем догадается. Она бы на ее месте обязательно догадалась… Но голод заставил Бидди забыть об осторожности. Она спряталась у калитки, ведущей в огород, и выглянула украдкой поверх каменной ограды. Бидди увидела, как девушка из Саммерсби ставит небольшую корзинку для домашнего рукоделия, наполненную едой, на каменную скамью у стены. Рядом росли абрикосы и персики, а также выращиваемые на шпалерах овощи. Девушка поставила корзинку под скамьей… потом вернула ее на прежнее место… Наконец, довольная делом рук своих, незнакомка задумалась. Должно быть, она размышляла, где же спрятаться. Изумленная Бидди наблюдала за тем, как она приседает за одной из проволочных высоких пирамид, к которым были привязаны стебли помидоров. Листья вполне надежно скрывали ее от глаз ничего не подозревающего человека. Бидди вспомнила, что во всех прочитанных ею романах, герои которых сидели в засаде, авторы забыли упомянуть об одном важном обстоятельстве: ждать ужасно скучно. Девушка наверняка не учла этого, полагая, что все произойдет быстро, однако Бидди терпеливо ждала, позволяя секундам сливаться в минуты, которые в свою очередь превращались в часы. Бидди терпеливо ждала, хотя и она, и щенок очень хотели отведать снедь, оставленную в корзинке. Незнакомая девушка не отрывала взгляда от корзинки. Каменная стена нагрелась за день на солнце. Воздух посвежел. Подул ветерок. Спрятавшаяся за кустами девушка, по-видимому, не испытывала особых неудобств: она задремала. Бидди угостила щенка и настолько увлеклась поеданием вкусностей, что вопрос, прозвучавший из-за кустов, застиг ее врасплох: — Кто ты и зачем таскаешь у нас еду? Бидди резко развернулась. Ее рот был набит сэндвичем. Теперь ей удалось разглядеть девушку получше. Она и впрямь была премиленькой. На ней был чудесный летний наряд. Пожалуй, Бидди еще не видела более красивой одежды на столь юной особе, если не считать иллюстраций к объявлениям в газете. Ее взгляд скользил по кораллово-розовой льняной блузке, отделанной бобинетовым шелковым кружевом «клюни», по элегантной юбке более темного оттенка, спадавшей почти до земли, так что были видны лишь носки розовых блестящих туфелек. Потрясенная Бидди таращилась на девушку. О такой судьбе, как у нее, сама Бидди могла только мечтать. Эта девушка жила в огромном доме с садом и огородом. Она словно сошла со страниц дамского журнала, а может быть, даже любовного романа или мелодраматической пьесы. — Я Бидди… Бидди Мак-Брайд, мисс. Извините, что воровала у вас, просто я очень голодна… А еще этот бедный щенок… Девушка смотрела на нее без враждебности. — Ну а я — мисс Сибил Грегори. 3. Ида Декабрь 1886 года Ида рано легла спать. Она убрала после ужина и, задув стоящую на прикроватном столике свечу, отправилась в постель, против обыкновения не став даже читать на ночь. Она собиралась встать еще до рассвета. Теперь у нее новая хозяйка, и Иде не хотелось бы выставить себя в невыгодном свете перед ней и мистером Хакеттом. Она была твердо намерена с самого начала произвести на мисс Матильду наилучшее впечатление. Без чтения оказалось тяжело заснуть. Уж слишком много волнений ей пришлось пережить за сегодняшний день. Наконец Ида все же задремала. Сквозь сон она почувствовала, как у нее на руке топорщатся волоски, и потерла их, мысленно приказывая себе не просыпаться. Все ее тело покрылось гусиной кожей, и Ида ощутила холодок в области позвоночника. Ей привиделась ледяная рука мертвеца, коснувшаяся ее в этом месте… Это заставило Иду открыть глаза. Она лежала на своей маленькой кровати, часто моргая и чувствуя, как на нее давит тьма. Окончательно проснувшись, девушка услышала тихое постукивание собачьих когтей по половицам. Она помнила, что рассказывал ей Баркер. Зная, что этого на самом деле не может быть, что эти звуки ей только чудятся, Ида заткнула уши подушкой. Девушка убеждала себя в том, что всему виной ее одиночество. Если бы у нее была подруга, Ида сейчас ничего бы не услышала. Все эти звуки слышны только ей одной. Свернувшись калачиком, девушка снова попыталась уснуть. Ей не хотелось верить в то, что эти звуки на самом деле раздаются где-то снаружи, однако не думать о них она просто не могла. А вдруг это призрак бедного щенка, умершего вместе со своей хозяйкой? Могло ли животное бродить по коридорам третьего этажа за дверью ее комнаты? Иногда звук становился громче, словно его источник находился прямо у нее за дверью, а потом ослабевал — пес фыркал где-то на втором этаже. Вот только маленькие твердые когти продолжали стучать по деревянному полу. Бедное крошечное животное ищет свою хозяйку. Ида подумала, что Всевышний поступил не слишком милосердно, когда обрек маленькую безгрешную собачку на подобную участь. Топот лап снова стал громче. Ида, затаив дыхание, укрылась одеялом с головой. Она молилась, чтобы Баркер оказался прав и это была галлюцинация. Она задерживала дыхание до тех пор, пока ее лицо не побагровело. Шаги замерли.