— Мисс, пожалуйста! — опять напомнила о себе Ида. — У меня еще много работы. В любую минуту может прийти мистер Сэмюель. Я не хочу, чтобы он застал меня здесь… — Эти записочки предназначались для меня, — произнесла Маргарет. — Не понимаю, — сказала Маргарет. — Я же писала не тебе… — Да, — согласилась Маргарет, — но именно с этой целью все и задумывалось. Со временем все они очутились у меня, не сразу, разумеется, а по отдельности. Иногда между появлением очередной записки проходило несколько недель, иногда — пару часов. Он действовал упорно и коварно, что ни говори. Признаться, некоторые из его тайников меня шокировали. Ида словно завороженная слушала то, о чем говорилось в спальне за дверью. Не идет ли речь о тех самых записках, которые мисс Маргарет писала под диктовку Сэмюеля в Константин-холле? Так это или нет, одно оставалось несомненным: Маргарет вела разговор со своей покойной сестрой… Голова Иды шла кругом. Однажды хозяйка заявила, что ее сестра танцевала более грациозно, когда обучалась у месье и мисс Робертс. Когда она встретилась на балу с мисс Робертс, учительница танцев похвалила ее и заявила, что в любой толпе распознала бы элегантную поступь танцующей Матильды. Характер хозяйки подвергался поразительным изменениям. Бо`льшую часть времени она была мягкой и доброй, хоть и забывчивой. Но случалось, хотя и нечасто, что она менялась. В такие моменты она проявляла холодность, грубость и хитрость. А еще она становилась распущенной. Ее глаза светились похотью. Откуда эти парадоксы в ее поведении? Часто ли они с Матильдой менялись местами, когда были маленькими? Не кажется ли Маргарет временами, что она на самом деле Матильда? Не поэтому ли она до сих пор считает, будто ее сестра жива? Может ли она, воображая себя сестрой, одновременно оставаться собой? Сэмюель прав: Маргарет больна. И не просто больна, а безумна. — Почему я решила, что ты будешь испытывать чувство вины? — спросила Маргарет. Она рассмеялась. — Я? Да ни за что! Это отвечала уже как бы ее сестра, другая личность. Едва заметные изменения в тембре ее голоса означали, что это говорит Матильда, сестра-близнец, которая давно покоилась в хладной земле. — Но я ведь писала эти записочки? — не унималась Маргарет. — Под давлением Сэмюеля. Он диктовал тебе слова, а ты просто записывала за ним, дорогая. — Тогда выходит, что это он решил, будто ты будешь чего-то стыдиться? — Ну да, — сказала Маргарет несколько задумчиво, словно размышляя над словами «сестры», — боюсь, очень сильно стыдиться… В модуляции этого голоса, во вздохе ощущалась холодная жестокость. — Он полагал, что я буду мучиться под бременем вины… Бедный Сэмюель… Знаю, я позволила ему так думать, однако, признаюсь, его легко было обвести вокруг пальца… словно маленького мальчика. Я ни в чем не виновата, ибо не была тобой. — Ты была с ним недоброй, сестра? — сердито произнесла Маргарет. — Ты ему лгала? — Это он был недобр ко мне. Ты хоть понимаешь, чего он хотел добиться всеми этими записочками? Он собирался довести меня до безумия, а обезумев, я должна была наложить на себя руки! — Но я его люблю, — ответила Маргарет жалким, надтреснутым голосом. — Дорогая, — терпеливо произнесла Маргарет, снова изменив голос. — Он думал, что сможет меня одурачить. Такая гордость кажется удручающей, когда имеешь дело с джентльменом. Поэтому он будет наказан. Может, тогда его поведение изменится в лучшую сторону… — Я не позволю тебе причинить ему вред! — воскликнула Маргарет. — Увидим… Маргарет наконец умолкла. Разговор был окончен. Иде хотелось услышать еще что-нибудь, но за этим больше ничего не последовало. Когда она вновь дернула за ручку, дверь открылась — Маргарет отперла ее. Она виновато смотрела на Иду. — Извини, это все сестра. Она заперла дверь. В руке Маргарет сжимала измятое письмо, написанное все тем же ужасным почерком. Ида указала на него пальцем. Теперь уже ничто, казалось, не могло ее удивить. — Она оставила вам что-то новенькое? — Не мне, — перешла на шепот Маргарет. Было заметно, что ее нервы находятся в ужаснейшем состоянии. — Теперь я понимаю, что все это не для меня, а для кого-то другого. «Для кого? — промелькнуло в голове у Иды. — Что на самом деле происходит в больном разуме хозяйки?» — Можно взглянуть? — Служанка осторожно протянула руку вперед. Они услышали в коридоре скрип половиц. — Сэмюель! — позвала Маргарет. Ей ответил сквозняк, гуляющий по дому. Сжимая письмо в руке, Маргарет взяла зажженную свечу и выглянула в коридор. — Сэмю… — Что угодно, мадам? — спросил из темноты Баркер. Маргарет отпрянула. Свеча упала, забрызгав ковер воском. Ида бросилась вперед, желая поднять ее, прежде чем ковер загорится. Свет озарил угрюмое лицо камердинера. — Почему вы крадетесь, мистер Баркер? Не отвечая на вопрос служанки, он обратился к Маргарет: — Мадам, вам нужна моя помощь? От него разило кисловатым запахом спиртного, выпитого на свадьбе. Маргарет с трудом подбирала слова: — Зачем ты здесь торчишь? — На случай, если мадам что-нибудь понадобится. Ида отступила на шаг. — Где мистер Сэмюель? — Придет… в свое время, — ответил Баркер. Повисла непродолжительная пауза, а потом камердинер, опомнившись, заставил себя подмигнуть и широко улыбнулся, показывая белые зубы. Ида пожала плечами. — Что его задержало? — А кто говорит, что его что-то задержало? — прикоснувшись к своему длинному носу, произнес Баркер. — Скорее всего, он сейчас обтирается. Чистый до блеска. Он счел свои слова смешными и захихикал в темноте. Лицо Маргарет исказилось от гнева. С веток ее памяти начали падать капли воспоминаний. — Когда был жив мой отец, ты работал на конюшне, — с осуждением произнесла она. — Ты был грязным, отвратительным мальчишкой. Мы потешались над тобой! Баркер перестал смеяться. Сердце Иды замерло. Она была права: Маргарет не обозналась тогда в Константин-холле. Баркер прежде уже работал в Саммерсби. А что там говорила о нем миссис Джек? Он был «очень милым» с мисс Грегори. — Когда ты стал камердинером? — требовательно спросила Маргарет. — Как тебе это удалось? — Ну, — произнес Баркер, — мы все надеемся на лучшее. Некоторым удается осуществить свои надежды. Он смотрел на нее своими темными, мерцающими глазами. — Как? Что ты сделал, чтобы тебя пустили дальше кухонной двери? Глаза Баркера сверкнули в свете свечи. — Не все были настолько безжалостны ко мне, мадам. Кое-кто разглядел мои достоинства. — Кто? Кто разглядел? — допытывалась Маргарет. — К примеру, ваша сестра. Пытливый ум Иды пустился в галоп. — Но она над тобой насмехалась, — пренебрежительно произнесла Маргарет. — Уверяю тебя… Она смеялась гораздо громче, чем я. Ида представила себе, как ныне покойная Матильда заходится хохотом, тыкая пальцем в странного заросшего подростка, подцепляющего вилами конский навоз. Как она кричит ему оскорбительные слова, называя «чертом» и «животным». А он любил ее за это, просто боготворил.